Быль-небылица

Разговор в парадном подъезде
Шли пионеры вчетвером
В одно из воскресений,
Как вдруг вдали ударил гром
И хлынул дождь весенний.
От градин, падавших с небес,
От молнии и грома
Ушли ребята под навес
В подъезд чужого дома.
Они сидели у дверей
В прохладе и смотрели,
Как два потока все быстрей
Бежали по панели,
Как забурлила в желобах
Вода, сбегая с крыши,
Как потемнели на столбах
Вчерашние афиши...
Вошли в подъезд два маляра,
Встряхнувшись, точно утки,
Как будто кто-то из ведра
Их окатил для шутки.
Вошел старик, очки протер,
Запасся папиросой
И начал долгий разговор
С короткого вопроса:
- Вы, верно, жители Москвы?
- Да, здешние - с Арбата.
- Ну, так не скажете ли вы,
Чей это дом, ребята?
- Чей это дом? Который дом?
- А тот, где надпись «Гастроном»
И на стене газета.
- Ничей, - ответил пионер.
Другой сказал: - СССР.
А третий: - Моссовета.
Старик подумал, покурил
И не спеша заговорил:
- Была владелицей его
До вашего рожденья
Аделаида ХитровО.
Спросили мальчики: - Чего?
Что это значит - «Хитрово»?
Какое учрежденье?
- Не учрежденье, а лицо!
Сказал невозмутимо
Старик и выпустил кольцо
Махорочного дыма.
- Дочь камергера Хитрово
Была хозяйкой дома.
Его не знал я самого,
А дочка мне знакома.
К подъезду не пускали нас,
Но, озорные дети,
С домовладелицей не раз
Катались мы в карете.
Не на подушках рядом с ней,
А сзади - на запятках.
Гонял от гуда нас лакей
В цилиндре и в перчатках.
- Что значит, дедушка, «лакей»?
Спросил один из малышей.
- А что такое «камергер»?
Спросил постарше пионер.
- Лакей господским был слугой,
А камергер - вельможей,
Но тот, ребята, и другой
Почти одно и то же.
У них различье только в том,
Что первый был в ливрее,
Второй - в мундире золотом,
При шпаге, с анненским крестом,
С Владимиром на шее.
- Зачем он, дедушка, носил
Владимира на шее?..
Один из мальчиков спросил,
Смущаясь и краснея.
- Не понимаешь? Вот чудак!
«Владимир» был отличья знак.
«Андрей», «Владимир», «Анна»
Так назывались ордена
В России в эти времена...
Сказали дети: - Странно!
- А были, дедушка, у вас
Медали с орденами?
- Нет, я гусей в то время пас
В деревне под РомнАми.
Мой дед привез меня в Москву
И здесь пристроил к мастерству.
За это не медали,
А тумаки давали!..
Тут грозный громовой удар
Сорвался с небосвода.
- Ну и гремит! - сказал маляр.
Другой сказал: - Природа!..
Казалось, вечер вдруг настал,
И стало холоднее,
И дождь сильнее захлестал,
Прохожих не жалея.
Старик подумал, покурил
И, помолчав, заговорил:
- Итак, опять же про него,
Про господина Хитрово.
Он был первейшим богачом
И дочери в наследство
Оставил свой московский дом,
Имения и средства.
- Да неужель жила она
До революции одна
В семиэтажном доме
В авторемонтной мастерской,
И в парикмахерской мужской,
И даже в «Гастрономе»?
- Нет, наша барыня жила
Не здесь, а за границей.
Она полвека провела
В Париже или в Ницце,
А свой семиэтажный дом
Сдавать изволила внаем.
Этаж сенатор занимал,
Этаж - путейский генерал,
Два этажа - княгиня.
Еще повыше - мировой,
Полковник с матушкой-вдовой,
А у него над головой
Фотограф в мезонине.
Для нас, людей, был черный ход,
А ход парадный - для господ.
Хоть нашу братию подчас
Людьми не признавали,
Но почему-то только нас
Людьми и называли.
Мой дед арендовал
Подвал.
Служил он у хозяев.
А в «Гастрономе» торговал
Тит Титыч Разуваев.
Он приезжал на рысаке
К семи часам - не позже,
И сам держал в одной руке
Натянутые вожжи.
Имел он знатный капитал
И дом на Маросейке.
Но сам за кассою считал
Потертые копейки.
- А чаем торговал Перлов,
Фамильным и цветочным!
Сказал один из маляров.
Другой ответил: - Точно!
- Конфеты были Ландрина,
А спички были Лапшина,
А банею торговой
Владели Сандуновы.
Купец Багров имел затон
И рыбные заводы.
Гонял до Астрахани он
По Волге пароходы.
Он не ходил, старик Багров,
На этих пароходах,
И не ловил он осетров
В привольных волжских водах,
Его плоты сплавлял народ,
Его баржи тянул народ,
А он подсчитывал доход
От всей своей флотилии
И самый крупный пароход
Назвал своей фамилией.
На белых ведрах вдоль бортов,
На каждой их семерке,
Была фамилия «Багров»
По букве на ведерке.
- Тут что-то, дедушка, не так:
Нет буквы для седьмого!
- А вы забыли твердый знак!
Сказал старик сурово.
Два знака в вашем букваре.
Теперь не в моде твердый,
А был в ходу он при царе,
И у Багрова на ведре
Он красовался гордо.
Была когда-то буква «ять»...
Но это - только к слову.
Вернуться надо нам опять
К покойному Багрову.
Скончался он в холерный год,
Хоть крепкой был породы,
А дети продали завод,
Затон и пароходы...
- Да что вы, дедушка! Завод
Нельзя продать на рынке.
Завод - не кресло, не комод,
Не шляпа, не ботинки!
- Владелец волен был продать
Завод кому угодно,
И даже в карты проиграть
Он мог его свободно.
Все продавали господа:
Дома, леса, усадьбы,
Дороги, рельсы, поезда,
Лишь выгодно продать бы!
Принадлежал иной завод
Какой-нибудь компании:
На Каме трудится народ,
А весь доход - в Германии.
Не знали мы, рабочий люд,
Кому копили средства.
Мы знали с детства только труд
И не видали детства.
Нам в этот сад закрыт был вход.
Цвели в нем розы, лилии.
Он был усадьбою господ
Не помню по фамилии...
Сад охраняли сторожа.
И редко - только летом
В саду гуляла госпожа
С племянником-кадетом.
Румяный маленький кадет,
Как офицерик, был одет
И хвастал перед нами
Мундиром с галунами.
Мне нынче вспомнился барчук,
Хорошенький кадетик,
Когда суворовец - мой внук
Прислал мне свой портретик.
Ну, мой скромнее не в пример,
Растет не по-кадетски.
Он тоже будет офицер,
Но офицер советский.
- А может, выйдет генерал,
Коль учится примерно,
Один из маляров сказал.
Другой сказал: - Наверно!
- А сами, дедушка, в какой
Вы обучались школе?
- В какой?
В сапожной мастерской
Сучил я дратву день-деньской
И натирал мозоли.
Я проходил свой первый класс,
Когда гусей в деревне пас.
Второй в столице я кончал,
Когда кроил я стельки
И дочь хозяйскую качал
В скрипучей колыбельке.
Потом на фабрику пошел,
А кончил забастовкой,
И уж последнюю из школ
Прошел я под винтовкой.
Так я учился при царе,
Как большинство народа,
И сдал экзамен в Октябре
Семнадцатого года!
Нет среди вас ни одного,
Кто знал во время оно
Дом камергера Хитрово
Или завод Гужона...
Да, изменился белый свет
За столько зим и столько лет!
Мы прожили недаром.
Хоть нелегко бывало нам,
Идем мы к новым временам
И не вернемся к старым!
Я не учен. Зато мой внук
Проходит полный курс наук.
Не забывает он меня
И вот что пишет деду:
«Пред лагерями на три дня
Гостить к тебе приеду.
С тобой ловить мы будем щук,
Вдвоем поедем в Химки...»
Вот он, суворовец - мой внук,
С товарищем на снимке!
Прошибла старика слеза,
И словно каплей этой
Внезапно кончилась гроза.
И солнце хлынуло в глаза
Струей горячей света.