У одного барина было много животины. Только что он принял пять барашков, из шкурок ихних выделал овчинки и стал себе шубу шить. Призвал портного. «Ну, — бает, — сшей мне шубу». Тот померил-померил; видит, что не хватит ему пол-овчинки на шубу. «Мало, — бает, — овчин, не хватает на клинья». — «Эвтому делу можно пособить», — бает барин и велел лакею своему у одного барана содрать шкурку с одного боку. Лакей так и сделал, как барин баял. Только что этот баран рассерчал на барина, подозвал к себе козла. «Пойдем, — бает, — от этакого лиходея; в лесу пока можно жить, травка есть, водицу найдем, сыты будем». Вот они и пошли. Пришли в лес, сладили шалашу, и ну по ночам ночевать. Живут себе да поживают да травку поедают.
Только что у того барина жить не полюбилось не им одним. Ушли с того со двора корова да свинья, петух да гусак. Вот они, пока было тепло, жили себе на воле, а как пришла зимушка-зима, и они стали прятаться от мороза. Вот ходили, ходили по лесу, да и нашли шалашу-то барана, и стали они проситься к нему: «Пусти, — бают, — нам ведь холодно». А они и знать не хотят, никого не пускают.
Вот корова подходит: «Пустите, — бает, — а не то всю вашу шалашу набок сворочу!» Баран видит, плохо дело, пустил ее. Подходит свинья: «Пустите, — бает, — а нет — так я всю землю изрою да таки подроюсь к вам; смотрите, вам же будет холоднее». Делать нечего, и эту пустили. Глядь — и гусак тоже бает: «Пустите, а не то я дыру проклюю, смотрите, вам же будет холоднее». — «Пустите, — бает и петун, — а не то всю крышу вашу обс ..!» Что делать, пустили и этих, да и стали все они жить вместях.
Долго ль, коротко ль они жили, а однажды шли мимо их разбойники и услыхали крик да гам, подошли, послухали; не знают, что такое есть, и посылают одного своего товарища: «Ступай, — бают, — а не то веревку на шею, да и в воду!» Делать нечего, тот и пошел. Как только взошел, как начали его со всех сторон! Вот он, делать нечего, назад... «Ну, братцы, — бает, — что хотите делайте, а я уж ни за что не пойду. Этакого страха сродясь не видывал! Только что взошел, где ни возьмись — баба, да меня ухватом-то, да меня ухватом-то; а тут еще барыня, да так и серчает; а тут, глядь, — чеботарь, да меня шилом-то, да меня шилом-то в зад; а тут еще портной, да ножницами; а тут еще солдат со шпорами, да так на меня скинулся, что волосы у него дыбом стали; «вот я те!» — бает. А там еще, знать, ихний, набольшой: «ужо-ка я-то его!» Братцы, — бает, — сробел». — «Ну, — бают разбойники, — делать нечего, уйдемте, а то, пожалуй, и нас-то всех перевяжут!» Ушли.
А они живут пока да живут себе складно. Вдруг приходят к ихней шалаше зверье, да по духу и узнали, что там есть. «Ну-тка, — бают волку, — поди-ка ты наперед!» Только что тот взошел, как те начали его катать; насилу ноги оттуда вынес. Не знают, что и делать. А тута был с ними еж; вот он: «Постойте-ка, — бает, — вот ужо-ка я попытаюсь, авось лучше будет!» Вишь, он знал, что у барана-то одного бока нету. Вот он и подкатился, да и кольни барана; как тот через всех да как прыгнет, да и драла. За ним и все, да так и разбежались. А наместо их зверье тута и остались.
